Темное царство гроза кратко
Некоторые монологи Катерины напоминают «внутренние монологи» — настолько точно в них передана «диалектика» ее души. Лариса для него — это не просто любимая девушка, она еще и «приз», дающий возможность восторжествовать над Паратовым, шикарным и богатым соперником. Этим трагедия, насыщенная массой бытовых подробностей, отличается от предшествующих пьес Островского.
А все окружающее поддерживает и развивает в ней этот страх: Феклуши ходят к Кабанихе толковать о последних временах; Дикой твердит, что гроза в наказание нам посылается, чтоб мы чувствовали; пришедшая барыня, наводящая страх на всех в городе, показывается несколько раз с тем, чтобы зловещим голосом прокричать над Катериною: «Все в огне гореть будете в неугасимом». В монологах Катерины видно, что у ней и теперь нет ничего формулированного; она до конца водится своей натурой, а не заданными решениями, потому что для решений ей бы надо было иметь логические, твердые основания, а между тем все начала, которые ей даны для теоретических рассуждений, решительно противны ее натуральным влечениям.
Оттого она не только не принимает геройских поз и не произносит изречений, доказывающих твердость характера, а даже напротив — является в виде слабой женщины, не умеющей противиться своим влечениям, и старается оправдывать тот героизм, какой проявляется в ее поступках. Она решилась умереть, но ее страшит мысль, что это грех, и она как бы старается доказать нам и себе, что ее можно и простить, так как ей уж очень тяжело.
Ей хотелось бы пользоваться жизнью и любовью; но она знает, что это преступление, и потому говорит в оправдание свое: «Что ж, уж все равно, уж душу свою я ведь погубила! Нет в ней ни злобы, ни презрения, ничего, чем так красуются обыкновенно разочарованные герои, самовольно покидающие свет. Но не может она жить больше, не может, да и только; от полноты сердца говорит она: «Уж измучилась я Долго ль мне еще мучиться?
Для чего мне теперь жить, — ну, для чего? Ничего мне не надо, ничего мне не мило, и свет божий не мил!
Ты ее кличешь, а она не приходит. Что ни увижу, что ни услышу, только тут показывая на сердце больно». При мысли о могиле ей делается легче — спокойствие как будто проливается ей в душу.
А об жизни и думать не хочется Опять жить?.. Нет, нет, не надо И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду Придешь к ним — они ходят, говорят, — а на что мне это?.. В последний момент особенно живо мелькают в ее воображении все домашние ужасы. Она вскрикивает: «А поймают меня да воротят домой насильно!.. Скорей, скорей Она освобождена!.. Грустно, горько такое освобождение; но что же делать, когда другого выхода нет.
Хорошо, что нашлась в бедной женщине решимость хоть на этот страшный выход. В том и сила ее характера, оттого-то «Гроза» и производит на нас впечатление освежающее, как мы сказали выше. Драма Островского «Гроза» вызвала со стороны Добролюбова критическую статью под заглавием «Луч света в темном царстве». Эта статья была ошибкою со стороны Добролюбова; он увлекся симпатиею к характеру Катерины и принял ее личность за светлое явление.
Подробный анализ этого характера покажет нашим читателям, что взгляд Добролюбова в этом случае неверен и что ни одно светлое явление не может ни возникнуть, ни сложиться в «темном царстве» патриархальной русской семьи, выведенной на сцену в драме Островского.
Добролюбов спросил бы самого себя: как мог сложиться этот светлый образ? Чтобы ответить себе на этот вопрос, он проследил бы жизнь Катерины с самого детства, тем более что Островский дает на это некоторые материалы; он увидел бы, что воспитание и жизнь не могли дать Катерине ни твердого характера, ни развитого ума; тогда он еще раз взглянул бы на те факты, в которых ему бросилась в глаза одна привлекательная сторона, и тут вся личность Катерины представилась бы ему в совершенно другом свете.
Автор статьи — Достоевский. Но не тот Достоевский, о котором вы сейчас подумали. Не Федор Михайлович, а его родной брат Михаил Михайлович — Тоже, кстати, писатель, а также литературный критик, переводчик, издатель. На год старше своего знаменитого брата. Вообще, братья Достоевские были очень дружны, вместе учились в детстве в пансионе Костомарова в Санкт-Петербурге, вместе издавали в — годах журнал «Время».
Так вот, в году Михаил Михайлович написал статью «Гроза. Драма в пяти действиях Александра Николаевича Островского». Его взгляд показался мне весьма убедительным, хотя в некоторых частностях я с ним несогласен. Главная его мысль: Катерина, несмотря на всю поэтичность своей натуры, не является неким нравственным эталоном, она не луч света, а несчастная женщина, имеющая глубокие внутренние проблемы, имеющая духовные болезни, и причина ее несчастья — не в засилье косной среды, а в ней самой. Начнем издалека.
Вспомним, что перед нами драматургия, особый жанр литературы. Пьеса пишется не только для того, чтобы ее прочитали глазами, но и для постановки в театре. Пьеса — она на стыке искусств, художественной литературы и театральной сцены. Отсюда особенности, которые надо учитывать. Михаил Достоевский поясняет: «В драматическом произведении все должно быть ясно договорено, все должно даваться готовым, объясненным и законченным зрителю. Ему некогда рассуждать и анализировать. Действие идет быстро, и зритель не может бросить сцену как книгу, для того чтобы подумать о виденном».
Утрированность характеров, некоторая даже карикатурность в ней неизбежна. Островский стремился же не быт русского купечества изобразить, а показать общечеловеческие духовные болезни — на примере хорошо знакомой ему среды, купеческого сословия. Поэтому здесь есть элемент условности, здесь есть пространство для домысливания деталей. И это важный момент, потому что если его не учитывать, то образы героев могут показаться надуманными, плоскими, психологически недостоверными.
Интересно, кстати, сравнить купцов, героев Островского, с купцами, героями романов Мельникова-Печерского. Эти романы написаны примерно двадцатью годами позднее, однако среда та же самая, характеры те же самые, тенденции те же самые.
Но как по-разному они показаны! Взяв аналогию из изобразительного искусства, можно сказать, что у Островского карандашный рисунок, а у Мельникова-Печерского — станковая живопись. Причем бессмысленно оценивать с позиций «хуже-лучше» — они «оба лучше». После такой обстоятельной оговорки вернемся к Катерине.
Как видит ее Михаил Михайлович? Прежде всего, он замечает, что при всей противопоставленности Катерины старухе Кабановой обе смотрят на мир совершенно одинаково. Обе они родились в одном и том же слое общества, а может быть, и даже всего вероятнее, в одном и том же городе. Обе они с малолетства окружены были одними и теми же явлениями, явлениями странными, уродливыми до какой-то сказочной поэзии.
Они с ранних лет подчинились одним и тем же требованиям, одним и тем же формам. Странницы и богомолки не переводятся у них в доме, рассказывают им нелепейшие сказки о своих далеких странствиях, сказки, в которые они обе верят, как в нечто непременное и неизменное. Дьявол с своими проказами играет у них такую же роль, как самое обыденное явление, роль какого-то домашнего человека». Почему так вышло? Среда в обоих случаях одна и та же, круг общения один и тот же, религия одна и та же.
Тем не менее, как замечает Михаил Достоевский, «не приписывайте ее чистоты и добродетели одному религиозному направлению ума. Чистота эта в ней врожденная. Без нее она, как и тысячи других, вошла бы в разные сделки и договоры с своею совестью и посредством разных пожертвований, эпитимий, лишних постов и поклонов, прекрасно ужилась бы и с адом и с раем, как бы ни был ужасен один, неподкупен другой». Внутреннюю жизнь Катерины, жизнь ее души Михаил Достоевский рассматривает, естественно, с христианских позиций.
И потому видит и ее изъяны, и то, как эти изъяны используются темными силами. Они очень податливы на любовные искушения и мало с ним борются, как будто заранее знают, что им не побороть врага». Тут надо кое-что пояснить. В христианстве есть такое понятие, «страсти» между прочим, в светской культуре само это слово воспринимается скорее в положительном ключе — как нечто яркое, бурное, романтичное, свидетельствующее об огромном масштабе человеческой души.
Но христианство под страстью понимает порабощение человеческой воли желаниями, которые не являются для человека естественными и которые человек не в состоянии контролировать а иногда и вообще их в себе не замечает. Обычно под страстями понимают пылкое половое влечение, но это лишь один из вариантов. Например, гневливость купца Дикого — это тоже проявление овладевшей им страсти. Кабанихой владеет страсть властолюбия, ей жизненно необходимо, чтобы домашние подчинялись ей и всячески демонстрировали свою покорность.
Сыном Кабанихи, Тихоном, владеет другая страсть — алкоголизм. Хотя, наверное, первично в нем все-таки желание скинуть с себя ответственность за собственную жизнь, а пьянство — это уже следствие. Примерно та же страсть помимо блудной владеет и Борисом. Ему ведь так не хочется становиться самостоятельным! Именно потому он и терпит выходки своего взбалмошного дяди Дикого. У сестры Тихона, Варвары, тоже имеется клубок страстей, одна из которых — удовольствие от манипулирования людьми это же она устроила так, что чувства Катерины и Бориса оказались реализованы в отношениях — то есть упоминаемых в драме ночных прогулках.
Всякая страсть вырастает из эгоизма, из желания, чтобы мне было хорошо, невзирая на то, причиняет ли это вред другим. Да если даже и не причиняет, одержимый страстью человек стремится к объекту своего желания «здесь и сейчас», хотя бы это и приносило ему вред в будущем таковы, например, страсти чревоугодия и пьянства.
Точнее сказать, страсти — это те конкретные формы, в которых реализуется человеческий эгоизм. У Кабанихи вот так, у Тихона по-другому, у Катерины — по-третьему.
Согласно христианскому вероучению, исходная причина страсти — это грех человека. То есть его воля направлена не туда, куда следовало бы. Изначально оно могло обозначать промах при выстреле из лука, но уже во времена античности вобрало в себя и множество переносных значений.
Иначе говоря, если сравнить страсти с сорняками, то вырастают они на почве человеческого греха, человек сам виноват в них. Но виноват не только человек. Есть и те существа, которые очень радуются подобным растениям и всячески о них заботятся: удобряют, поливают. Инфернальные существа, а проще сказать, падшие ангелы, то есть бесы.
Михаил Михайлович в своей статье упоминает лукавого не как фигуру речи, а совершенно всерьез. Как православный христианин, он убежден в реальности существования бесов и понимает, что они в некоторой степени способны влиять на людей, разжигая в них страсти. Только влияние это чаще всего хитрое — не напрямую, а через других людей. Например, желание Тихона ни.
То же и с Диким: страх и угодливость его домашних подогревают в нем гневливость. Собственно, вся «Гроза» — именно о том, как страсти исподволь овладевают людьми, а люди подогревают своими страстями чужие, и возникает то, что сейчас бы мы назвали «кумулятивным эффектом», и кончается это трагически. Не обязательно именно самоубийством, возможны и другие варианты.
Вернемся к статье Михаила Михайловича. По его мысли, беда Катерины, которая кончается трагедией — это вовсе не само по себе любовное чувство к Борису.
То, что ее губит, он именует сладострастием. Это парадоксальное упоение страданием, болезненное удовольствие, которое человек находит в осознании своего падения, в предстоящем позоре.
Говоря современным языком, это некая разновидность мазохизма, только не в половой сфере, а в эмоциональной. Этот странный вид удовольствия — упоение позором, наслаждение самобичеванием — может не иметь ничего общего с физиологией, это духовное состояние, а не телесное. Тут вновь необходимо пояснение: все страсти вырастают на почве человеческого эго, но сама эта почва бывает разной, она зависит от внутреннего мира человека, от его личных устремлений и уязвимостей его души.
Если у грубияна Дикого страсти вырастают из присущих ему агрессивности и жадности, у Кабанихи — из ее властолюбия и узости мышления, то у Катерины, напротив, из свойственных ей высоких романтических порывов. Да, упомянутый Достоевским лукавый может завлечь человека в свою игру через то, что в нашем культурном мире принято считать чем-то прекрасно-безобидным: свобода чувств, тяга к тому, что кажется чище, ярче неприглядной и несвободной обыденности.
С детства Катерина наслушалась всяческих благочестивых странниц, прониклась множеством суеверий, усвоила стереотипы своего окружения, а еще добавим поэтичность ее натуры, способность ощущать красоту в самых заурядных вещах — и в результате у нее сформировалась совершенно фантазийная картина мира. Романтического мира, где все то и дело превращаются в зрителей и соучастников драмы, сценарий которой пишется ею самой: вот они наблюдают за охватившей ее любовью, а вот уже казнят за падение.
Катерина словно бы главная героиня на сцене, к которой приковано внимание сотен и тысяч глаз, и одновременно со стороны, как автор пьесы, наблюдает за происходящим и реакцией окружающих, упиваясь то картиной высочайшего полета, то картиной нижайшего падения. Собственно, драма в том и заключается, что такая картина мира не выдерживает давления обстоятельств, трескается, и жестокая внешняя реальность вторгается внутрь души Катерины. Причем оказывается, что никакой защиты у нее нет.
Оказывается, что она фатально одинока: вокруг нее нет ни одного человека, кто мог бы хотя бы понять ее и пожалеть, не то что помочь. В самом деле, кто?
Вялый, ни на что не способный Борис, более всего переживающий за свой душевный комфорт? Интриганка Варвара, которой Катерина изначально доверилась и благодаря которой вся ее трагическая история и завертелась?
Муж Тихон, которому главное — угодить суровой и въедливой маменьке? И более того, при всей своей пылкой религиозности Катерина и на Бога надеяться не может, потому что представляет Его как сурового судию, всегда готового покарать, но не способного прощать; это не Бог-любовь Евангелия, а по сути еще один персонаж ее авторской пьесы, которому, как и многим другим в ней, отведена роль палача.
С ее точки зрения, совершенный грех полностью закрывает ей возможность обратиться к Богу. Она нисколько не уповает на Его милосердие, потому что, с ее точки зрения, милосердие следует заслужить, а она — не заслужила. Достоевский замечает, что в таком мировосприятии не внешние обстоятельства виноваты, а сам склад личности Катерины.
Только он не вне их: они носят его в собственном сердце». И далее: «Будь она окружена самыми добрыми людьми, она, совершив свой грех, точно так же казнилась бы и тосковала. Характеризуя общественную атмосферу х годов, Добролюбов писал: Куда вы ни оглянитесь, везде вы видите пробуждение личности, предъявление ею своих законных прав, протест против насилия и произвола, большею частью еще робкий, неопределенный, готовый спрятаться, но все-таки уже дающий заметить свое существование.
Проявление проснувшегося и все растущего протеста против гнета самодуров увидел Добролюбов в чувствах и поступках, в самой гибели Катерины. Конец этот кажется нам отрадным,- пишет критик,--легко понять почему: в нем дан страшный вызов самодурной силе, он говорит ей, что уже нельзя идти дальше, нельзя долее жить с ее насильственными, мертвящими началами. В Катерине видим мы протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный и под домашней пыткой, и над бездной, в которую бросилась бедная женщина.
Она не хочет мириться, не хочет пользоваться жалким прозябанием, которое ей дают в обмен за ее живую душу В образе Катерины, по мнению Добролюбова, воплотилась великая народная идея- идея освобождения.
