Сравните революции 1848 во франции и италии
Во Франции, где за сто с лишним лет почва как-никак взрыхлена рядом революций, где нет ни одной партии, которая не отдала бы своей дани заговорам, восстаниям и всяческим другим революционным действиям; во Франции, где вследствие этого правительство никоим образом не может с уверенностью полагаться на армию и где вообще обстоятельства гораздо более благоприятны для внезапных восстаний, чем в Германии, — даже во Франции социалисты всё более и более приходят к убеждению, что для них прочная победа возможна лишь в том случае, если они предварительно привлекут на свою сторону широкую массу народа, то есть в данном случае крестьян. После первого большого успеха победившее меньшинство, как правило, раскалывалось: одна часть его удовлетворялась достигнутым, другая желала идти дальше, выдвигала новые требования, соответствовавшие, по крайней мере отчасти, подлинным или воображаемым интересам широких народных масс. Всеобщее избирательное право не обладало той магической силой, которую приписывали ему республиканцы старого покроя. И снова обнаружилось, как невозможно было даже и тогда, через двадцать лет после периода, описываемого в предлагаемой брошюре, это господство рабочего класса. В то время как в Люксембургском дворце занимались изысканием философского камня, в ратуше чеканили имевшую хождение монету.
Против воли, после долгих прений временное правительство назначило специальную постоянную комиссию с поручением изыскать средства к улучшению положения рабочих классов. Эта комиссия была образована из делегатов парижских ремесленных корпораций под председательством Луи Блана и Альбера. Ей для заседаний был отведён Люксембургский дворец. Так представители рабочего класса были изгнаны из здания, где заседало временное правительство, и буржуазная часть последнего удержала исключительно в своих руках действительную государственную власть и бразды правления.
Рядом с министерствами финансов, торговли, общественных работ, рядом с банком и биржей воздвигалась социалистическая синагога, первосвященники которой, Луи Блан и Альбер, имели своей задачей открыть обетованную землю, возвестить новое евангелие и дать работу парижскому пролетариату.
В отличие от всякой мирской государственной власти они не располагали никаким бюджетом, никакой исполнительной властью. Они должны были своим собственным лбом разбить устои буржуазного строя. В то время как в Люксембургском дворце занимались изысканием философского камня, в ратуше чеканили имевшую хождение монету. И, однако, нужно сказать, что требования парижского пролетариата, поскольку они выходили за пределы буржуазной республики, действительно не могли реализоваться иначе, как в туманной форме Люксембургской комиссии.
Рабочие сделали февральскую революцию совместно с буржуазией; теперь они старались отстоять свои интересы рядом о буржуазией, ведь посадили же они в самом временном правительстве рядом с буржуазным большинством одного рабочего.
Организация труда! Но наёмный труд — это и есть уже существующая буржуазная организация труда. Без него нет капитала, нет буржуазии, нет буржуазного общества. Особое министерство труда!
Но разве министерства финансов, торговли, общественных работ не являются буржуазными министерствами труда? Рядом с ними пролетарское министерство труда могло быть только министерством бессилия, министерством благих пожеланий, Люксембургской комиссией. Веря в возможность своего освобождения бок о бок с буржуазией, рабочие надеялись также осуществить свою пролетарскую революцию в национальных границах Франции, бок о бок с прочими буржуазными нациями.
Но производственные отношения Франции обусловливаются её внешней торговлей, её положением на мировом рынке и законами этого рынка. Разве Франция могла бы их сломать, не вызвав европейской революционной войны, которая в свою очередь оказала бы сильное воздействие на Англию, этого деспота мирового рынка?
Если восстаёт класс, в котором сосредоточиваются революционные интересы общества, то он находит непосредственно в своём собственном положении содержание и материал для своей революционной деятельности: он уничтожает врагов, принимает меры, диктуемые потребностями борьбы, а последствия его собственных действий толкают его дальше.
Он не предаётся умозрительным изысканиям относительно своих собственных задач. Французский рабочий класс не находился в таком положении, он ещё не был способен осуществить свою собственную революцию. Вообще развитие промышленного пролетариата обусловлено развитием промышленной буржуазии. Лишь при её господстве приобретает он широкое национальное существование, способное поднять его революцию до общенациональной, лишь при её господстве он создаёт современные средства производства, служащие в то же время средствами его революционного освобождения.
Лишь её господство вырывает материальные корни феодального общества и выравнивает почву, на которой единственно возможна пролетарская революция.
Французская промышленность — самая развитая, а французская буржуазия — самая революционная на всём континенте. Но разве февральская революция не была направлена непосредственно против финансовой аристократии? Факт этот показывал, что промышленная буржуазия не господствовала во Франции.
Господство промышленной буржуазии возможно лишь там, где современная промышленность преобразовала по-своему все отношения собственности; а этой степени могущества промышленность может достигнуть лишь тогда, когда она завоевала мировой рынок, так как национальные границы недостаточны для её развития.
Французская же промышленность даже внутренний рынок удерживает за собой в значительной мере только благодаря более или менее модифицированной системе запретительных пошлин.
Поэтому, если французский пролетариат в момент революции обладает в Париже фактической силой и влиянием, толкающими его дальше, чем это соответствует его средствам, то в остальной Франции, будучи сосредоточен лишь в отдельных, разбросанных промышленных центрах, он почти исчезает в подавляющей массе крестьянства и мелкой буржуазии. Борьба против капитала в её развитой, современной форме, в её кульминационной фазе, борьба промышленного наёмного рабочего против промышленного буржуа, является во Франции не повсеместным фактом.
После февральских дней она тем менее могла служить общенациональным содержанием революции, что борьба против второстепенных способов капиталистической эксплуатации — борьба крестьянина против ростовщичества и ипотеки, борьба мелкого буржуа против крупного торговца, банкира и фабриканта, одним словом, против банкротства — была ещё скрыта под оболочкой общего восстания против финансовой аристократии.
Неудивительно поэтому, что парижский пролетариат старался отстаивать свои интересы наряду с буржуазными интересами вместо того, чтобы выдвигать их в качестве революционного интереса самого общества; неудивительно, что он склонил красное знамя перед трёхцветным [24].
Французские рабочие не могли двинуться ни на шаг вперёд, не могли ни на волос затронуть буржуазный строй, пока ход революции не поднял против него, против господства капитала, стоящую между пролетариатом и буржуазией массу нации, крестьян и мелких буржуа, и не заставил их примкнуть к пролетариям как к своим передовым борцам.
Только ценой страшного июньского поражения рабочие могли купить эту победу. За Люксембургской комиссией, этим созданием парижских рабочих, останется та заслуга, что она с высоты европейской трибуны раскрыла тайну революции XIX века: освобождение пролетариата. Изумлённая Европа внезапно очнулась от своей буржуазной полудремоты. Итак, в представлении пролетариев, которые смешивали финансовую аристократию с буржуазией вообще; в воображении республиканских простаков, которые отрицали само существование классов или в лучшем случае считали их следствием конституционной монархии; в лицемерных фразах тех слоёв буржуазии, которые до тех пор были отстранены от власти, — господство буржуазии было устранено вместе с введением республики.
Все роялисты превратились тогда в республиканцев, все парижские миллионеры — в рабочих. Парижский пролетариат упивался этим великодушным порывом всеобщего братства. Со своей стороны, временное правительство, раз уж оно было вынуждено провозгласить республику, всеми силами старалось сделать её приемлемой для буржуазии и для провинций. Оно отреклось от кровавого террора первой французской республики, отменив смертную казнь за политические преступления; в печати можно было свободно отстаивать все взгляды; армия, суд, администрация, за немногими исключениями, остались в руках старых сановников; ни один из крупных преступников Июльской монархии не был привлечён к ответу.
Буржуазные республиканцы «National» забавлялись тем, что меняли монархические имена и костюмы на старореспубликанские. Для них республика была лишь новым бальным нарядом для старого буржуазного общества. Своё призвание молодая республика усматривала в том, чтобы никого не пугать, а, напротив, самой всего пугаться и мягкой податливостью и непротивлением отстаивать своё существование и обезоруживать врагов.
Привилегированным классам внутри страны и деспотическим державам вовне было громко заявлено, что республика, дескать, настроена миролюбиво: живи и жить давай другим — таков-де её лозунг. Как раз в это время, немедленно вслед за февральской революцией, восстали немцы, поляки, австрийцы, венгры, итальянцы — каждый народ сообразно с особыми условиями своего положения. Россия и Англия — последняя сама захваченная движением, первая запуганная им — были застигнуты врасплох.
Таким образом, республика не встретила на своём пути ни одного общенационального врага. Не оказалось, следовательно, тех крупных внешних осложнений, которые могли бы воспламенить энергию, ускорить революционный процесс, толкнуть вперёд временное правительство или выбросить его за борт. Парижский пролетариат, который видел в республике своё собственное детище, приветствовал, разумеется, всякий шаг временного правительства, помогавший последнему укрепить своё положение, в буржуазном обществе.
Он охотно оказывал Коссидьеру полицейские услуги по охране собственности в Париже и предоставлял Луи Блану улаживать споры между рабочими и хозяевами по поводу заработной платы.
Республика не встретила никакого сопротивления ни извне, ни внутри. Это её обезоружило. Её задачей было теперь уже не революционное переустройство мира, а лишь своё собственное приспособление к условиям буржуазного общества.
С каким фанатизмом временное правительство принялось за выполнение этой задачи, лучше всего показывают его финансовые мероприятия. Государственный и частный кредит был, конечно, расшатан. Государственный кредит покоится на уверенности в том, что государство даёт себя эксплуатировать ростовщикам-финансистам. Но старое государство исчезло, а революция была направлена прежде всего против финансовой аристократии. Судороги последнего европейского торгового кризиса ещё не прекратились.
Одно банкротство ещё следовало за другим. Итак, частный кредит был парализован, товарооборот затруднён, производство подорвано ещё до взрыва февральской революции. Революционный кризис усилил кризис торговый. Если частный кредит покоится на уверенности, что весь комплекс отношений буржуазного производства, весь буржуазный строй остаётся нетронутым и неприкосновенным, то как же должна была подействовать на него революция, которая угрожала самой основе буржуазного производства, экономическому рабству пролетариата, — революция, которая бирже противопоставила люксембургского сфинкса?
Освобождение пролетариата равносильно уничтожению буржуазного кредита, потому что оно означает уничтожение буржуазного производства и буржуазного строя. Государственный и частный кредит, это — экономический термометр, показывающий интенсивность революции. В той самой мере, в какой падает кредит, повышается шкал революции и растёт её творческая сила. Временное правительство хотело сбросить с республики её антибуржуазную личину.
Для этого нужно было прежде всего обеспечить меновую стоимость новой государственной формы, её курс на бирже. Вместе с биржевой котировкой республики необходимо должен был снова подняться частный кредит.
Чтобы устранить даже подозрение, будто республика не хочет или не может выполнить обязательства, полученные ею в наследство от монархии, чтобы вселить доверие к буржуазной честности и платёжеспособности республики, временное правительство прибегло к столь же недостойному, сколь и ребяческому бахвальству.
К капиталистам сразу вернулись весь их буржуазный апломб и самоуверенность, когда они увидели, с какой боязливой поспешностью стараются купить их доверие. Конечно, денежные затруднения временного правительства не уменьшились от этой театральной выходки, лишившей его запаса наличных денег. Нельзя было дольше скрывать денежную нужду, и мелкой, буржуазии, прислуге, рабочим пришлось из собственного кармана расплачиваться за приятный сюрприз, сделанный государственным кредиторам.
Было объявлено, что по сберегательным книжкам будет выдаваться наличными не свыше франков. Вложенные в сберегательные кассы суммы были конфискованы и декретом правительства превращены в государственный долг, не подлежащий уплате. Это озлобило против республики мелких буржуа, и без того находившихся в стеснённом положении.
Получив вместо сберегательных книжек государственные долговые обязательства, они были вынуждены продавать их на бирже и таким образом отдать себя в руки тех самых биржевых воротил-ростовщиков, против которых была направлена февральская революция. Банк был храмом финансовой аристократии, царившей при Июльской монархии. Как биржа держит в своих руках государственный кредит, так банк управляет торговым кредитом. Февральская революция непосредственно угрожала не только господству банка, но и самому его существованию, поэтому он с самого начала старался дискредитировать республику, сделав некредитоспособность всеобщей.
Он внезапно закрыл кредит банкирам, фабрикантам и купцам. Не вызвав немедленной контрреволюции, этот манёвр неизбежно нанёс обратный удар по самому банку. Капиталисты взяли назад свои деньги, хранившиеся в подвалах банка. Владельцы банкнот бросились к кассе банка, чтобы обменять их на золото и серебро.
Временное правительство могло бы совершенно законно, без насильственного вмешательства, принудить банк к банкротству; ему нужно было только оставаться пассивным и предоставить банк своей судьбе. Банкротство банка было бы потопом, который в один миг очистил бы французскую почву от финансовой аристократии, этого золотого пьедестала Июльской монархии, самого могучего и опасного врага республики. И в случае банкротства банка сама буржуазия должна была бы отнестись к созданию правительством национального банка и к подчинению национального кредита контролю нации как к последней отчаянной попытке к спасению.
Но вместо этого временное правительство установило принудительный курс для банкнот. Мало того. Оно превратило все провинциальные банки в филиальные отделения Французского банка и, таким образом, позволило ему раскинуть свою сеть по всей Франции. Позднее оно сделало у банка заём и в качестве гарантии отдало ему в залог государственные леса. Таким образом, февральская революция непосредственно укрепила и расширила ту самую банкократию, которую она должна была свергнуть.
Между тем, временное правительство всё больше сгибалось под тяжестью растущего дефицита. Тщетно клянчило оно, вымаливая патриотические жертвы. Только рабочие бросили ему милостыню. Пришлось прибегнуть к героическому средству — к введению нового налога. Но кого обложить? Биржевых волков, банковских королей, государственных кредиторов, рантье, промышленников?
Но таким путём нельзя было расположить буржуазию к республике. Это значило бы, с одной стороны, подрывать государственный и торговый кредит, в то время как, с другой — ему приносились такие унизительные жертвы. Но кто-нибудь должен же был раскошелиться. Кто же был принесён в жертву буржуазному кредиту? Jacques le bonhomme [26], крестьянин. Временное правительство ввело дополнительный налог в 45 сантимов на каждый франк по всем четырём прямым налогам.
Правительственная печать лгала парижскому пролетариату, будто этот налог падает главным образом на крупное землевладение, на владельцев пожалованного Реставрацией миллиарда [27]. В действительности же он пал прежде всего на крестьянство, т. Крестьянам пришлось нести издержки февральской революции, — и они составили главную армию контрреволюции.
Налог в 45 сантимов был жизненным вопросом для французского крестьянина, который, в свою очередь, сделал его вопросом жизни и смерти для республики. С этого момента в глазах французского крестьянина республику олицетворял налог в 45 сантимов, а парижский пролетариат представлялся ему расточителем, который благоденствовал за его счёт.
В то время как революция г. Только одним путём временное правительство могло устранить все эти затруднения и выбить государство из его старой колеи, а именно объявлением государственного банкротства. Все помнят, как Ледрю-Роллен впоследствии расписывал перед Национальным собранием, с каким добродетельным негодованием отверг он подобное предложение биржевого ростовщика Фульда, теперешнего французского министра финансов.
Между тем Фульд предлагал ему яблоко от древа познания. Признав векселя, выданные на государство старым буржуазным обществом, временное правительство подпало под его власть. Оно попало в положение запутавшегося должника буржуазного общества, вместо того чтобы явиться к нему в роли грозного кредитора, взыскивающего старые революционные долги.
Оно должно было укреплять расшатавшиеся буржуазные отношения, чтобы справиться с обязательствами, выполнимыми только и рамках этих отношений. Кредит стал необходимым условием его существования, а уступки пролетариату и данные ему обещания — оковами, которые во что бы то ни стало должны были быть разбиты.
Освобождение рабочих — даже только фраза об этом — стало невыносимой опасностью для новой республики, так как это требование было постоянным протестом против восстановления кредита, который покоится на прочном и непоколебимом признании существующих экономических классовых отношений. Поэтому надо было покончить с рабочими. Февральская революция выбросила армию вон из Парижа. Национальная гвардия, т. К тому же она была вынуждена, хотя и после упорнейшего сопротивления, после сотни всяческих помех, мало-помалу, частично, открыть доступ в свои ряды вооружённым пролетариям.
Таким образом, оставался только один исход: противопоставить одну часть пролетариев другой. С этой целью временное правительство образовало 24 батальона мобильной гвардии из молодых людей в возрасте от 15 до 20 лет, по тысяче человек в каждом батальоне. Они принадлежали большей частью к люмпен-пролетариату, который имеется во всех больших городах и резко отличается от промышленного пролетариата.
Этот слой, из которого рекрутируются воры и преступники всякого рода, состоит из элементов, живущих отбросами с общественного стола, людей без определённых занятий, бродяг — gens sans feu et sans aveu; они различаются в зависимости от культурного уровня нации, к которой принадлежат, но везде и всегда они сохраняют характерные черты лаццарони [28].
Крайне неустойчивые в том юношеском возрасте, в котором их вербовало временное правительство, они способны были на величайшее геройство и самопожертвование, но вместе с тем и на самые низкие разбойничьи поступки и на самую грязную продажность. Временное правительство платило им 1 франк 50 сантимов в день, т. Оно одело их в особый мундир, т.
В командиры им частью дали офицеров регулярного войска, частью они сами выбрали молодых буржуазных сынков, которые пленили их громкими словами о смерти за отечество и о преданности республике.
Таким образом, против парижского пролетариата стояла набранная из его же среды армия в 24 юношески-крепких, отчаянных людей.
Пролетариат приветствовал мобильную гвардию на улицах Парижа громкими криками «ура». Он видел в ней своих передовых борцов на баррикадах. Он считал её пролетарской гвардией в отличие от буржуазной национальной гвардии. Его ошибка была простительна. Рядом с мобильной гвардией правительство решило собрать вокруг себя также промышленную рабочую армию. Министр Мари зачислил сто тысяч рабочих, которые в результате кризиса и революции оказались выброшенными на улицу, в так называемые национальные мастерские.
Под этим громким именем скрывалось не что иное, как использование рабочих на скучных, однообразных, непроизводительных земляных работах с заработной платой в 23 су. Английские работные дома [29] под открытым небом — вот чем были эти национальные мастерские.
Временное правительство думало, что нашло в них вторую пролетарскую армию против самих же рабочих. На этот раз буржуазия ошиблась в национальных мастерских точно так же, как рабочие ошиблись в мобильной гвардии.
Она создала армию мятежа. Национальные мастерские — так назывались народные мастерские, которые проповедовал Луи Блан в Люксембургском дворце. Мастерские Мари созданы были по плану, прямо противоположному люксембургскому плану, но благодаря одинаковому ярлыку они давали повод к интриге ошибок, достойной испанской комедии с плутовскими проделками слуг. Временное правительство само тайно распустило слух, что эти национальные мастерские — изобретение Луи Блана, и это казалось тем более правдоподобным, что Луи Блан, апостол национальных мастерских, был членом временного правительства.
Для парижской буржуазии, полунаивно и полунамеренно смешивавшей обе вещи, для искусственно обрабатываемого общественного мнения Франции и Европы эти работные дома были первым шагом к осуществлению социализма, который выставлялся заодно с ними у позорного столба.
Если не по своему содержанию, то по своему названию национальные мастерские были воплощённым протестом пролетариата против буржуазной промышленности, буржуазного кредита и буржуазной республики. И на них обрушилась вся ненависть буржуазии; в них она увидела тот пункт, на который могла направить свой удар, как только она достаточно окрепла, чтобы открыто порвать с февральскими иллюзиями.
Мелкие буржуа тоже обратили всё своё недовольство, всю свою досаду против национальных мастерских, которые стали общей мишенью. Со скрежетом зубовным они высчитывали, сколько денег поглощали дармоеды-рабочие, тогда как их собственное положение с каждым днём становилось всё более невыносимым. Государственная пенсия за видимость работы, вот что такое социализм! В национальных мастерских, в люксембургских декламациях, в уличных демонстрациях парижских рабочих они видели причину своего бедственного положения.
И никто не проявлял такого фанатизма в борьбе против мнимых махинаций коммунистов, как мелкий буржуа, стоявший на краю банкротства без всякой надежды на спасение.
Таким образом, в предстоявшей схватке между буржуазией и пролетариатом все преимущества, все решающие позиции, все средние слои общества были в руках буржуазии. А в это самое время волны февральской революции высоко вздымались над континентом, каждая очередная почта приносила всё новые революционные вести, то из Италии, то из Германии, то с крайнего юго-востока Европы и поддерживала всеобщее упоение народа, непрерывно принося ему новые доказательства победы, плоды которой уже ускользали из его рук.
Первоначальной целью его демонстрации было вернуть временное правительство на путь революции, заставить его в случае надобности исключить из своей среды буржуазных членов и отложить день выборов в Национальное собрание и в национальную гвардию [30]. Но 16 марта буржуазия, представленная в национальной гвардии, устроила демонстрацию против временного правительства.
Это заставило народ кричать 17 марта: «Да здравствует Ледрю-Роллен! Да здравствует временное правительство! Он укрепил положение временного правительства, вместо того чтобы подчинить его себе.
Правда, в этот день парижский пролетариат ещё раз показал свою исполинскую мощь, но это лишь укрепило буржуазию — внутри временного правительства и вне его — в решении сломить пролетариат. На Марсовом поле и на ипподроме собрались в большом числе рабочие, чтобы обсудить предстоящие выборы в генеральный штаб национальной гвардии.
Вдруг с быстротой молнии по всему Парижу из конца в конец распространяется слух, будто на Марсовом поле под предводительством Луи Блана, Бланки, Кабе и Распайля собрались вооружённые рабочие с намерением двинуться оттуда на ратушу, свергнуть временное правительство и провозгласить коммунистическое правительство. Бьют всеобщий сбор, — впоследствии Ледрю-Роллен, Марраст и Ламартин оспаривали друг у друга честь этой инициативы, — и через час человек стоят под ружьём, все подступы к ратуше заняты национальной гвардией, по всему Парижу гремит крик: «Долой коммунистов!
К временному правительству являются с выражением преданности бесчисленные депутации, готовые спасать отечество и общество. Когда же, наконец, рабочие появляются перед ратушей, чтобы вручить временному правительству сумму, полученную от патриотического денежного сбора, устроенного на Марсовом поле, они, к своему удивлению, узнают, что буржуазный Париж только что одержал в фиктивной борьбе, обставленной величайшими предосторожностями, победу над их тенью.
Ужасное покушение 16 апреля послужило предлогом для возвращения армии в Париж, — что, собственно, и было целью всей этой грубой комедии, — и для реакционных федералистских демонстраций в провинции. Всеобщее избирательное право не обладало той магической силой, которую приписывали ему республиканцы старого покроя. Это был у них своего рода культ народа. По выборы вместо их воображаемого народа показали действительный народ, т. Мы уже знаем, почему крестьяне и мелкая буржуазия шли на выборах за воинственно настроенной буржуазией и жаждавшими реставрации крупными землевладельцами.
Однако если всеобщее избирательное право не было той волшебной палочкой, какой его считали республиканские простаки, то оно обладало другим, несравненно более высоким достоинством: оно развязывало классовую борьбу, оно заставляло различные средние слои буржуазного общества быстро изживать свои иллюзии и разочарования; оно сразу поднимало на вершину государства все фракции эксплуататорского класса, срывая с них таким образом их лживую маску, тогда как монархия с её цензом компрометировала только определённые фракции буржуазии, позволяя другим прятаться за кулисами и окружая их ореолом общей оппозиции.
В Учредительном национальном собрании, открывшемся 4 мая, преобладали буржуазные республиканцы, республиканцы «National». Даже легитимисты и орлеанисты сначала осмеливались выступать лишь под маской буржуазного республиканизма. Только во имя республики можно было начать борьбу против пролетариата. С 4 мая, а не с 25 февраля надо считать начало республики, т.
Провозглашённая Национальным собранием единственно законная республика была не революционным оружием против буржуазного строя, а, напротив, его политической реконструкцией, заново политически укреплявшей буржуазное общество,— одним словом, буржуазной республикой. Это утверждение раздалось с трибуны Национального собрания и нашло себе отклик во всей республиканской и антиреспубликанской буржуазной прессе.
И мы видели, что февральская республика действительно не была и не могла быть ничем иным, как буржуазной республикой, но что под непосредственным давлением пролетариата временное правительство принуждено было объявить её республикой с социальными учреждениями; что парижский пролетариат не был ещё в состоянии выйти из рамок буржуазной республики иначе, как в своих представлениях, в воображении, и что он повсюду действовал в её пользу, когда дело доходило до действий; что данные ему обещания сделались невыносимой опасностью для новой республики и что всё существование временного правительства свелось к беспрестанной борьбе против требований пролетариата.
В лице Национального собрания вся Франция явилась судьёй парижского пролетариата. Собрание немедленно порвало со всеми социальными иллюзиями февральской революции и напрямик провозгласило буржуазную республику, и только буржуазную республику.
Оно поспешило исключить из выбранной им Исполнительной комиссии представителей пролетариата — Луи Блана и Альбера; оно отклонило предложение учредить особое министерство труда и встретило бурными одобрениями слова министра Трела: «Теперь речь идёт только о том, чтобы вернуть труд к его прежним условиям». Но всего этого было ещё недостаточно. Февральская республика была завоёвана рабочими при пассивной поддержке со стороны буржуазии. Пролетарии справедливо считали себя победителями в февральской борьбе и предъявляли высокомерные требования победителя.
Надо было победить их в уличной борьбе, надо было показать им, что они осуждены на поражение, когда сражаются не в союзе с буржуазией, а против неё. В своё время для создания февральской республики с её уступками социализму понадобилась битва пролетариата, объединившегося с буржуазией против монархии; теперь нужна была вторая битва, чтобы освободить республику от сделанных ею уступок социализму, чтобы официально утвердить господство буржуазной республики.
С оружием в руках буржуазия должна была отвергнуть требования пролетариата. Настоящей колыбелью буржуазной республики была не февральская победа, а июньское поражение. Пролетариат ускорил развязку, когда, ворвавшись 15 мая в Национальное собрание, сделал безуспешную попытку вернуть себе своё прежнее революционное влияние; — он достиг лишь того, что его энергичные вожди попали в руки тюремщиков буржуазии [31].
Il faut en finir! Надо положить этому конец! В этом возгласе выразилось твёрдое решение Национального собрания принудить пролетариат к решительной битве. Исполнительная комиссия издала ряд декретов вызывающего характера, как, например, запрещение народных сборищ и т. С трибуны Учредительного национального собрания раздавались открытые вызовы, издевательства и брань по адресу рабочих.
Но главным пунктом для нападения были, как мы видели, национальные мастерские. На них Учредительное собрание повелительно указало Исполнительной комиссии, которая только и ждала, чтобы Национальное собрание в форме приказа подтвердило её собственный план.
Исполнительная комиссия начала с того, что затруднила доступ в национальные мастерские, заменила подённую плату сдельной и выслала всех рабочих, не уроженцев Парижа, в Солонь якобы для выполнения земляных работ.
Эти земляные работы, — как объявили своим товарищам вернувшиеся оттуда разочарованные рабочие, — были только риторической фразой, которая должна была скрасить их изгнание.
Наконец, 21 июня в «Moniteur» появился декрет, приказывавший силой удалить из национальных мастерских всех холостых рабочих или же зачислить их в армию. У рабочих не было выбора: они должны были или умереть с голоду или начать борьбу.
Они ответили 22 июня грандиозным восстанием — первой великой битвой между обоими классами, на которые распадается современное общество.
Это была борьба за сохранение или уничтожение буржуазного строя. Покрывало, окутывавшее республику, было разорвано. Известно, с каким беспримерным мужеством и искусством рабочие, не имея вождей, не имея общего плана действий, не имея средств, большей частью нуждаясь в оружии, целых пять дней держали в напряжении армию, мобилей, парижскую национальную гвардию и прибывших из провинции национальных гвардейцев.
Известно, что буржуазия отомстила за пережитый ею смертельный страх неслыханными жестокостями и перебила свыше 3 пленных. Официальные представители французской демократии находились под таким сильным влиянием республиканской идеологии, что лишь через несколько недель после июньской битвы стали догадываться о её значении.
Они были словно ослеплены пороховым дымом, в котором рассеялась их фантастическая республика. Читатель позволит нам передать словами «Neue Rheinische Zeitung» непосредственное впечатление, произведённое на нас июньским поражением:.
Его истинным, неподдельным, его прозаическим выражением является гражданская война, гражданская война в своём самом страшном обличии — война труда и капитала. Это братство пылало перед всеми окнами Парижа вечером 25 июня, когда Париж буржуазии устроил иллюминацию, в то время как Париж пролетариата сгорал в огне, истекал кровью, оглашался стонами.
Братство продолжалось только до тех пор, пока интересы буржуазии смыкались с интересами пролетариата. Педанты старой революционной традиции года; социалистические доктринёры, которые выпрашивали у буржуазии милостыню для народа и которым дозволено было читать длинные проповеди и компрометировать себя, пока нужно было убаюкивать пролетарского льва; республиканцы, которым требовался весь старый буржуазный порядок, но только без коронованного главы; династическая оппозиция, которой случай преподнёс вместо смены министерства крушение династии; легитимисты, стремившиеся не сбросить ливрею, а только изменить её покрой, — таковы были союзники, с которыми народ совершил свой февраль….
Февральская революция была красивой революцией, революцией всеобщих симпатий, ибо противоречия, резко выступившие в тот момент против королевской власти, ещё дремали мирно, рядышком, находясь в неразвитом виде, ибо социальная борьба, составлявшая их подоплёку, достигла пока лишь призрачного существования, существования фразы, слова.
Июньская революция, напротив, — революция отвратительная, отталкивающая, потому что на место фразы выступило дело, потому что республика обнажила голову самого чудовища, сбив с него защищавшую и скрывавшую его корону.
Ни одна из бесчисленных революций французской буржуазии, начиная с г. Июнь посягнул на этот порядок. Горе Июню! Речь шла о воссоздании государства не только на собственно польских территориях, но и на землях, заселенных белорусами, украинцами и литовцами. В результате подавления восстания в г.
Царство Польское лишилось конституции и перешло под управление российской администрации. В короткий отрезок времени в — гг. Соответствующую атмосферу подготовили «голодные сороковые» — практически общеевропейские неурожаи — гг. И снова все началось во Франции. Июльская монархия погрязла в коррупции, и в феврале г. В состав Временного правительства впервые вошли социалисты. Новое правительство отменило дворянские титулы, провозгласило всеобщее избирательное право и свободу печати.
Рабочие получили представительство в составе временного правительства, и им было гарантировано право на труд. Для ликвидации безработицы были организованы общественные работы в форме национальных мастерских. Но в это же время правительством был введен дополнительный налог с крестьян. Противники республики внушали крестьянам, что он пойдет на оплату работы в национальных мастерских — «на содержание парижских бездельников».
В результате против рабочих выступили и буржуазия , и крестьянство. В июне г. На помощь регулярной армии пришли добровольцы из провинции, и восстание рабочих было беспощадно подавлено.
Погибло 11 тыс. Получив поддержку крестьянства, верившего в легенду «о крестьянском императоре Наполеоне», и буржуазии, победил племянник Наполеона Луи Наполеон Бонапарт. В декабре г. После революции во Франции революционное движение приобрело общеевропейский характер. В каждой из охваченных революцией стран были свои исторические особенности. В Германии остро стоял вопрос преодоления политической раздробленности. Германский союз, созданный по решению Венского конгресса, включал 34 монархии и 4 вольных города.
В связи с раздробленностью фактически сохранились феодальные отношения и доминирование сельскохозяйственной аристократии. По уровню социально-экономического развития Германия значительно отставала от ведущих стран Европы. Промышленность была слабо развита, преобладало ремесленное производство. Возглавили Мартовскую революцию г. Они потребовали объединения страны, ограничения монархии и введения конституции.
В марте г. Провозглашались отмена сословных привилегий и феодальных повинностей, гражданские свободы и неприкосновенность собственности. Однако острые противоречия между крупнейшими государствами союза — Пруссией и Австрией — не позволили ввести ее в действие.
Франкфуртский парламент был распущен, а его постановления аннулированы. Если в Германии главной целью революции было объединение страны, то в многонациональной Австрии — наоборот, ее разделение по этническому принципу.
Едиными были только требования конституции и отстранения от власти земельной аристократии. Экономический кризис привел к восстанию в Вене в марте г. Правительство бежало из столицы. Летом г. В октябре г. В Венгрии, в отличие от других провинций империи, существовали влиятельное дворянское сословие и традиция устойчивой государственности.
Венгрия получила самоуправление. На ее территории отменялось крепостничество, страна превратилась в конституционную монархию. Металлургия и машиностроение развивались слабо.
Общей причиной революций в Средиземноморье было недовольство старыми порядками, а в некоторых странах к этому добавлялись национально-освободительные мотивы. Революция в Испании и ее либеральный исход стали толчком для революций в других странах Средиземноморья. Целями революции в Италии в г. Под демократизацией понималось принятие конституции. Решение социальных проблем виделось в регионах по-разному: на севере Италии главным социальным вопросом являлся вопрос о положении рабочих, а в аграрной Италии — крестьянский вопрос.
Особое значение имел национальный вопрос, то есть объединение Италии. Сравните революции г. Какие цели каждая из них ставила, на какие слои опиралась? Назовите причины поражения революций?
Кавур понял, что объединение Италии нужно проводить «сверху», не затрагивая народных масс. Он сохранил введенную в г. Национальная идея распространялась при помощи оперы. Такой способ позволял обмануть австрийскую цензуру. Особенно популярны были оперы Дж. Верди, многие из которых выражали тоску по потерянной родине.
Само имя Верди превратилось в символ национального объединения. Подготовьте устное сообщение о Дж. Гарибальди на тему «Жизнь, посвящённая борьбе». Постарайтесь охарактеризовать мотивы его деятельности и политические взгляды. Giuseppe Garibaldi - национальный герой Италии, генерал, один из лидеров революционно-демократического крыла Рисорджименто. Известно, что в одном из городов России есть стела, посвященная Дж.
Выясните, в каком городе она находится. Что связывает национального героя Италии с этим городом? Результат выполнения задания оформите в виде презентации. Выступите с ней перед классом. Обсудите ее с одноклассниками. Стела Гарибальди находится в Таганроге. Её возведение связано с тем, что в г. Джузеппе Гарибальди, будучи капитаном торговой шхуны, побывал в этом городе. Именно в Таганроге он дал свою знаменитую клятву о том, что посвятит свою жизнь борьбе за освобождение Италии от австрийского владычества.
В одном из воззваний неаполитанских карбонариев в июле г. Он публично заявляет о том, что поддерживает восстание тех народов, которые добиваются равенства перед законами».
Используя материал параграфа и учебник по отечественной истории, подумайте, какие шаги Александра I могли внушить подобные надежды.
