Рихтгофен лотар фон, German Fighter Aces of - years
Лотар смотрит ему вслед, немного озадаченный. Он купился и начал летать кругами, что позволило мне приблизиться. Пикируя на выбранную цель, Лотар внезапно услышал громкий треск: это начали разрушаться носки нервюр верхнего крыла, а потом захлопала в набегающем потоке сорванная обшивка центроплана. После такой борьбы, особенно на такой малой высоте, когда приходится постоянно крутиться, качаться и описывать круги, он совсем забыл об опасности. Ботинки не могут стоять так, если
Это было время, когда свою жизнь отдал за родину даже принц Фредерик Чарльз". К тому времени, когда Рихтгофен писал эти строки он сам уже стал, согласно его же определению, "мясником". А ещё в начале этого года он думал немного иначе:. Тем временем, на Западноевропейском театре войны продолжалась трагическая гонка технических достижений авиапромышленников. Если в году техническое совершенство самолётов только ещё начало играть решающее значение, чему свидетельством гибель замечательного британского пилота Л.
Хоукера, то в этом году оно начинает принимать воистину угрожающие размеры. На "Альбатросе D. II", появившемся в конце года, улучшили обзор, а D. III, появившийся в начале года, был ещё быстрее и скороподъемнее. Преимущества одной стороны вылились в трагедию для другой - Апрель года именовался союзниками не иначе, как "кровавый".
Средняя продолжительность жизни пилота союзников не превышала тогда трёх недель. Вот что пишет о тех днях сам Рихтгофен:. Гром и лай пулемётов слышен был даже в моей квартире и становился всё сильнее. Я ещё валялся в постели, когда в комнату ворвался ординарец и крикнул: "Англичане! Выскочив из постели и кое - как натянув форму, я бросился к своему "Красненькому", который был уже выведен из ангара и готов к старту.
Мой механик знал, что я не упущу такой замечательный случай, и поэтому всё было уже готово. Я натянул унты и залез в машину. Я вылетал последним, товарищи мои были гораздо ближе к неприятелю, и я очень боялся, что добыча ускользнёт у меня из рук и мне останется только смотреть на битву со стороны. Неожиданно один из наглецов попытался спикировать на меня. Я позволил ему подойти поближе, и тут началась превесёлая кадриль.
Мой противник, двухместный истребитель, то ложился на спину, то кувыркался, но я быстро почувствовал своё превосходство и понял, что он от меня не уйдёт. Среди какой - то секундной передышки я обнаружил, что дерёмся мы с ним вдвоём и, следовательно, победа достанется тому, кто спокойней, кто лучше стреляет и кто сохраняет более ясный ум в момент опасности. Скоро я загнал его под себя, практически не пользуясь пулемётом. Мы находились примерно в 2-х километрах от линии фронта, и я думал, что он хочет сесть.
Но ошибся. Неожиданно, когда англичанин был всего в нескольких десятках метров от земли, он снова почти отвесно взмыл вверх и попытался таким образом уйти от меня. Это не входило в мои планы, я бросался в атаку на такой небольшой высоте, что боялся задеть колёсами за деревья и крыши домов лежащей внизу деревеньки.
Англичанин защищался до последнего, и в самый последний момент я ощутил, что мотор мой пробит. Но упустить врага! Он должен упасть! Англичанин стал резко уходить вправо, прямо к домам, но шансов у него было уже мало, и это был, скорее, шаг отчаянного мужества, чем реальной защиты.
Он дрался, как лев, хотя, на мой взгляд, вся эта храбрость смахивала больше на глупость. Это был именно тот случай, когда надо понимать различие между энергичностью и идиотизмом. Он всё равно должен был сесть, но предпочёл почему - то расплатиться за свою тупость жизнью. В воздушном бою главное заключается вовсе не в умении владеть всевозможными трюками, а только в личных способностях и энергии лётчика.
Он, конечно, должен знать, как крутить все эти петли, но это умение ещё никоим образом не гарантирует ему сбитых аэропланов врага.
Я считаю, всё заключается именно в агрессивном духе, а дух этот сильнее всего именно у нас, немцев. И потому мы всегда имеем превосходство в воздухе. У французов характер иной. Они любят устраивать ловушки и атаковать врага исподтишка. Это в воздухе, разумеется, делать трудно, ловятся на такую удочку только новички - ведь аэроплан в воздухе не спрячешь.
Невидимых аэропланов до сих пор не придумали.
Но порой, галльская кровь, естественно, всё равно проявляет себя, и французы яростно атакуют. Увы, боевой дух французов - всего лишь лимонад, в нём нет крепости. Англичане же, наоборот, как заметил кто - то, всё - таки ближе нам по крови. Они спортсмены по природе, и в полётах тоже видят лишь спорт. Они получают наслаждение от идеально выполненной петли, переворотов на спину и выполнения прочих трюков на радость наблюдающих из окопов солдат.
Все эти упражнения могут произвести впечатление на публику стадионов, но на войне, к счастью, цениться совсем другое. Война требует высочайшей подготовки, а не курбетов в воздухе. И потому кровь английских лётчиков так часто капает прямо с неба. Мне очень понравилась работа моего "Красненького" этим утром и, довольный, я вернулся домой. Товарищи ещё не вернулись, но потом были очень удивлены, когда за завтраком я рассказал им о моём м трофее.
В этом бою один молоденький Лейтенант также сбил свою жертву, и потому мы все были особенно веселы и стали готовиться к новым сражениям с удвоенным энтузиазмом.
Только потом я пошёл и привёл себя в порядок, а до этого не было даже времени. Тут же ко мне пришёл Лейтенант Вернер Фосс из эскадрильи Бёльке и мы много болтали. Фосс перед этим сбил свой й аэроплан, и стоял теперь в списке сразу за мной.
Он и по сей день один из самых серьёзных моих конкурентов. Когда он стал уходить, я предложил полететь вместе с ним на какое - то расстояние, и мы отправились кружным путём через фронты. Погода портилась, и найти ещё какую - нибудь забаву мы даже не рассчитывали. Под нами стояли плотные облака, местности Фосс не знал и стал потихоньку нервничать. Над Аррасом мы встретились с моим братом, который тоже служил в моей эскадрилье и тоже потерял дорогу домой.
Он присоединился к нам, тотчас узнав меня по цвету моей машины. Неожиданно мы увидели приближающуюся к нам эскадрилью, и мне сразу пришла в голову мысль - вот летит мой й голубчик. Но несмотря на то, что англичан было в 3 раза больше и находились они над своей территорией, они предпочли не ввязываться в бой. Тогда - то я в первый раз подумал, что, может быть, мне всё - таки лучше перекрасить свою птичку. Однако мы их всё - таки догнали - хорошо, что наши аэропланы могут развивать такую скорость!
Я оказался к противнику ближе всех и тут же атаковал его в хвост. С удовольствием видя, что он принимает сражение, я увидел ещё с большим удовольствием и то, что товарищи его бросили, а значит, мне предстояла новая дуэль. Этот бой очень напомнил тот, что произошёл утром, противник ловко выкручивался, демонстрировал прекрасное знание приёмов и, к моей досаде, отлично стрелял. Всё это стало мне ясно очень скоро. Но мне на помощь пришёл удачный ветер, который потащил нас обоих к нашим позициям, и мой противник смекнул, что всё не так просто, как ему казалось.
Он нырнул и скрылся в облаке, считая себя практически спасённым. Но я нырнул за ним и, к своему счастью, обнаружил, что попал прямо к нему и, что ещё лучше, чуть сзади. Я открыл огонь, правда, без особого толку, хотя, в конце концов, мне удалось попасть, судя по замеченному мною беловатому облачку бензина.
Враг должен был сесть из - за полной остановки мотора. Но он оказался упрямым парнем и не хотел признать, что игра проиграна. Если бы он продолжал стрелять, то я просто убил бы его, поскольку тем временем мы уже опустились на высоту в метров.
Однако англичанин продолжал защищаться точно также как его соплеменник сегодня утром. Он боролся до самого приземления, а когда он уже почти сел, я пролетел над ним в нескольких метрах, чтобы проверить убил я его или нет. И что же, вы думаете, сделал этот подлец?! Он схватился за пулемёт и пробил дырку в моей птичке! Потом Фосс говорил мне, что если бы подобное произошло с ним, то он непременно убил бы лётчика прямо на земле, да и я действительно должен был так сделать, поскольку официально англичанин не сдался.
Но он оказался одним из немногих счастливчиков, спасших свою жизнь". Отец тогда служил комендантом в одном маленьком городке в окрестностях Лилля, и таким образом, жил не очень далеко от нас. Я даже иногда встречался с ним во время своих полётов. Он хотел приехать на 9-часовом поезде, но прибыл на аэродром уже в - мы только что успели вернуться с задания. Брат первым вылез из машины и приветствовал старика словами: "Доброе утро, отец. Я только что сбил очередного англичанина".
Сразу после него я повторил в точности все движения и слова брата. Было видно, что отец очень доволен и счастлив. Наш отец не из тех, кто трясётся за своих сыновей, наоборот, он скорее захотел бы залезть в аэроплан да помочь нам пострелять. Мы позавтракали вместе и снова вылетели. Тем временем воздушное сражение разыгралось прямо над аэродромом. Отец следил за боем с начала до конца с большим интересом.
К сожалению, мы не принимали в нём участия. К аэродрому прорвалась английская эскадрилья, которая была встречена нашими аэропланами - разведчиками. Вдруг одна машина закувыркалась, но потом выправилась и заскользила вниз уже в нормальном положении. Увы, это оказался наш аэроплан. Англичане улетели. Наша машина явно имела повреждения, но приземлилась почти правильно, пытаясь сделать это непосредственно на аэродроме, хотя свободного места было слишком мало для такого гиганта, и, кроме того, поверхность была пилоту незнакома.
А земля, надо сказать, была у нас не совсем ровная. Все бросились к самолёту и с сожалением обнаружили, что один из лётчиков, стрелок, убит. Такой спектакль был для отца внове и очень его расстроил. Но для нас день обещал быть замечательным. Погода по - прежнему оставалась ясной, а зенитки отовсюду продолжали стрелять, что говорило о множестве находящихся в воздухе вражеских аэропланов.
Ближе к полудню мы вылетели ещё раз. И мне опять повезло, я подстрелил второго англичанина за день. Наш комендант вновь обрел хорошее расположение духа. После я немного поспал и снова стал свеж и бодр. Тем временем Вольф умудрился посадить ещё аэропланы и с эскадрильей, и в одиночку. Ещё одного скушал и Шэфер. После полудня мы с братом, Шэфером, Фестнером и Альменрёдером полетели опять.
Первый послеполуденный полёт оказался неудачным. Второй - лучше. Мы очень быстро встретили вражескую эскадрилью, но, к несчастью, они летели гораздо выше нас, так что мы ничего не могли сделать. Мы, правда, попытались подняться до них, но неуспешно, и вынуждены были отпустить их нетронутыми. Тогда мы полетели вдоль линии фронта, брат рядом со мной и впереди остальных. Неожиданно я заметил 2 вражеских артиллерийских аэроплана, приближающихся прямо к нам самым наглым и провокационным манером.
Я махнул брату, и он тут же понял мои намерения. Мы шли бок о бок, набирая скорость, и каждый из нас знал, что он сильнее врага. Было здорово, что мы могли полностью полагаться друг на друга - это вещь в бою принципиальная.
Ты должен верить в своего партнёра по сражению. Брат первым добрался до врага и первым атаковал, а я занялся вторым. В последний момент я быстро оглянулся, чтобы проверить, нет ли поблизости третей машины - нет, мы были одни и могли сражаться с врагом с глазу на глаз.
Скоро я вышел к своему с удобной стороны, дал несколько точных коротких очередей и машина англичанина развалилась на куски. Никогда не выпадало мне столь быстрого успеха! Наблюдая за падающими обломками, я, однако, не упускал из виду и брата. Он чуть ниже меня всё ещё вел бой. У меня образовалось время посмотреть на сражение, и должен признаться, что я и сам не смог бы вести его лучше, чем брат. Он стремился за противником, как волк и они хищно кружили вокруг друг друга.
Неожиданно вражеский аэроплан стал опускаться, что является явным признаком попадания. Вероятно, лётчик был ранен в голову. Машина стала падать, а крылья её разламываться в воздухе. И этот аэроплан упал почти рядом с моим. Я подлетел к брату, мы поздравили друг друга, махнув рукой, и улетели, весьма довольные своим делом. Здорово, когда ты можешь летать вместе с родным братом и, кроме того, воевать столь удачно!
Тем временем остальные машины эскадрильи наблюдали за нашим спектаклем, но, конечно, не могли нам помочь, поскольку бороться в воздухе приходится один на один. Если лётчик наметил себе цель, то другим незачем ему помогать. Они могут только смотреть и защищать его спину, иначе его могут атаковать сзади. Мы полетели дальше и поднялись на приличную высоту, поскольку и там можно было встретиться с членами антирихтгофенского клуба.
Нас, то есть наши алые прекрасные машины было видно издалека, а тем более в мощном солнечном свете. Мы летели близко друг к другу, поскольку знали, что наши английские друзья никогда не прочь подкараулить нас. И точно, они появились, но к несчастью, опять гораздо выше, так что нам ничего не оставалось, как самим ждать их атаки.
Знаменитые трипланы "СПАД" [ Примечание: на самом деле самолёты "СПАД" - бипланы ] были действительно отличными машинами, но, тем не менее, качество аэроплана значит ещё далеко не все. Все зависит от того, кто сидит в этом аэроплане. Англичане начали осторожную игру, но пока ещё не кусались.
Мы решили атаковать их со своей стороны. В ответ мы увидели: нет, спасибо. Какого же чёрта было выставлять против нас эскадрилью, а потом просто взять и показать хвост?! Правда, один из них всё же сохранил лицо и обрушился на нашу последнюю машину. Сражение было принято, несмотря на невыгодность позиции.
Если хочешь заниматься торговлей, то прежде всего надо готовить себя к желаниям покупателей. Словом, мы все выстроились в круг, но англичанин всё сразу же понял и улетел.
Другой попытался сыграть такую же штуку и со мной, но я тут же поприветствовал его плотным огнём двух моих пулемётов. Он попытался уйти, резко упав вниз, но это движение оказалось роковым для него; он оказался подо мной, а всё, что находится в воздухе подо мной, особенно, если это аэроплан одноместный и к тому же истребитель, можно считать потерянным.
Он не может зайти мне в хвост - и дело кончено У моего противника на сей раз была отличная скоростная машина, но, увы, он не долетел до английских окопов. Оказавшись над Ленсом, я начал стрелять, но начал слишком рано.
Таков был мой трюк: не попасть в него я хотел, а лишь напугать и заманить. Он купился и начал летать кругами, что позволило мне приблизиться. Я пустился в свой обман и во второй, и в третий раз, и каждый раз мой дурачок всё кружился, а я подбирался всё ближе.
Скоро я приблизился к нему почти вплотную и прицелился очень тщательно. Выждав момент, когда оказался всего в 50 ярдах, я нажал сразу обе гашетки. Послышался лёгкий шипящий звук, явно говорящий о том, что пробит бензобак. Потом я увидел яркое пламя, и мой милорд исчез где - то внизу.
Это была 4-я победа за день. У брата тоже оказалось двое. Оказывается, отец приехал на истинный пир. Радость его была неописуема. Вечером я пригласил гостей, среди которых оказался и мой друг Ведель, служивший поблизости.
Мы действительно устроили пир. Два брата сбили 6 англичан за один день! Это же целая эскадрилья! И я понял, что англичане окончательно лишили нас своих симпатий". Вечером того же дня, имея на счету 50 сбитых самолётов, Манфред фон Рихтгофен был вызван в Главный штаб. Несмотря на запрет до прибытия в штаб участвовать в боевых действиях, он успевает до отъезда сбить ещё 2-х англичан за следующие 2 дня. Мне искренне жаль этих несчастных растратчиков чернил.
В войне они не видят и половину её прелести. Первым делом я отправился к Эриху фон Гепнеру - командующему Воздушными Силами. Наутро настал великий момент встречи с Гинденбургом и Людендорфом, правда, мне пришлось их немного дожидаться.
Мне трудно описать свою встречу с этими Генералами, из которых сначала я разговаривал с Гинденбургом, а уж потом с Людендорфом.
Чарующее чувство охватывает тебя в кабинете, где вершатся судьбы мира, но всё же я был очень рад, когда вырвался из святая святых и получил приглашение на завтрак к Его Величеству. Это был день моего рождения, и кто - то явно сообщил об этом ему.
Он поздравил меня первым делом с моими успехами, а уж потом с летием. Он вручил мне и маленький подарок по этому случаю. До этого времени я, конечно, не мог и представить, что в свое летие буду сидеть по правую руку от Генерала полевого маршала Гинденбурга и даже буду упомянут в его речи.
А на следующий день я обедал уже с Её Величеством, для чего приехал в Гомбург. Её Величество тоже поднесла мне подарок, а я был счастлив показать ей, как взлетает аэроплан. Вечером я снова оказался у Гинденбурга". Его счёт побед рос, и когда в Июне года был сформирован первый в Германии истребительный полк Jagdgeschwader I 4-эскадрильного состава Jasta 4, 6, 10 и 11 , его командиром стал летний Манфред фон Рихтгофен.
Манфред фон Рихтгофен получил практически все награды, которые мог получить лётчик, - их было слишком много, чтобы все здесь перечислить. В Сентябре на его счету было уже 60, а в Марте года - 70 сбитых самолётов. Имя Рихтгофена стало легендарным по обе стороны линии фронта. В середине Марта в эскадрилью Рихтгофена прибывает Эрнст Удет. Вот как он пишет о тех днях в своих воспоминаниях:. Кроме неё, в группе эскадрильи 4, 6 и Он лично испытывает каждого нового человека.
Нас пятеро, Капитан во главе. За ним Юст и Гуссман. Шольц и я замыкаем. Я в первый раз лечу на "Фоккере - триплане". Мы скользим над рябым ландшафтом на высоте метров. Над развалинами Альбера, прямо под облаками висит RE. Мы идём немного ниже, но он по всей очевидности нас не замечает, продолжая описывать круги. Я переглядываюсь с Шольцем. Он кивает. Я отделяюсь от эскадрильи и лечу к "Томми", захожу на него спереди снизу и стреляю с короткой дистанции.
Его двигатель изрешечён пулями Он тут же кренится и рассыпается на куски. Горящие обломки падают совсем недалеко от Альбера. Через минуту я возвращаюсь в строй и продолжаю полёт в сторону вражеских позиций. Шольц снова кивает мне, коротко и счастливо.
Но Капитан уже заметил моё отсутствие. Кажется, что он видит всё. Он оборачивается и машет мне. Ниже справа идёт древняя римская дорога. Деревья всё ещё голые и сквозь ветки мы видим колонны на марше.
Они идут на запад. Англичане отступают под нашими ударами. Прямо над верхушками деревьев скользит группа "Сопвич Кемел". Возможно, они прикрывают эту старинную римскую дорогу, одну из главных артерий британского отступления. Я с трудом успеваю всё это рассмотреть когда красный "Фоккер" Рихтгофена ныряет вниз и мы следуем за ним.
Только одному не уйти, тому самому, который попал в прицел Капитана. Всё это происходит так быстро, что никто потом не может точно вспомнить. Все думают на секунду, что Капитан собрался его протаранить, он так близко, я думаю, не дальше 10 метров. Затем "Кемел" вздрагивает от удара. Его нос опускается вниз, за ним тянется белый бензиновый хвост и он падает в поле рядом с дорогой, окутанный дымом и пламенем.
Рихтгофен, стальной центр нашего клиновидного строя, продолжает пологое снижение к римской дороге. На высоте 10 метров он несётся над землей, стреляет из обоих пулемётов по марширующим колоннам. Мы держимся следом за ним и добавляем ещё больше огня. Кажется, что войска охватил парализующий ужас. Только немногие укрываются в канавах. Большинство падает там, где шли или стояли.
В конце дороги Капитан закладывает правый вираж и заходит ещё раз, оставаясь на одной высоте с верхушками деревьев. Сейчас мы можем ясно видеть результат нашей штурмовки: бьющиеся лошадиные упряжки, брошенные пушки, которые как волноломы раскалывают несущийся через них человеческий поток.
На этот раз по нам стреляют с земли. Вот стоит пехота, приклады прижаты к щеке, из канавы лает пулемёт. Но Капитан не поднимается ни на метр, хотя в его крыльях появляются пулевые отверстия.
Мы летим следом за ним и стреляем. Вся эскадрилья подчинена его воле. Так и должно быть. Он оставляет дорогу и начинает подниматься вверх. Мы идем за ним. На высоте метров мы направляемся домой и приземляемся в час дня. Это 3-й вылет Рихтгофена в это утро. Когда моя машина касается земли, он уж стоит на лётном поле. Он идёт ко мне, и улыбка играет на его губах. На фронте много хороших эскадрилий, но группа Рихтгофена только одна. И сейчас я вижу, в чём секрет его успехов.
Другие эскадрильи живут в замках или маленьких городках, в 20 - 30 км от линии фронта. Группа Рихтгофена обитает в гофрированных железных лачугах, которые могут быть собраны и разобраны в считанные часы. Они редко базируются дальше, чем 20 км от передовых постов. Другие эскадрильи поднимаются в воздух по 2 - 3 раза в день. Рихтгофен и его люди взлетают 5 раз в день. Другие сворачивают операции при плохой погоде, здесь летают почти при любых погодных условиях.
Тем не менее, самая большая неожиданность для меня - аэродромы подскока. Это изобретение Бёльке, учителя немецкой военно - воздушной службы. Рихтгофен, его самый одарённый ученик, следует этой практике.
Всего лишь в нескольких километрах за линией фронта, часто в пределах досягаемости вражеской артиллерии, мы, в полной боевой готовности, сидим в открытом поле на раскладных стульях. Наши самолёты, заправленные и готовые к взлёту, стоят рядом. Как только на горизонте появляется противник, мы поднимаемся в воздух - по одному, по двое, или целой эскадрильей.
Немедленно после боя мы приземляемся, усаживаемся в наши кресла, вытягиваем ноги и обшариваем небо в бинокли, ожидая новых противников. Обычных патрульных полётов нет. Рихтгофен разрешает лишь полёты в тыл противника. Нужно привыкнуть к тому факту, что его одобрение всегда происходит в сухой манере, без малейшего следа сантиментов.
Османская империя. Лотар Зигфрид фрайхерр фон Рихтгофен нем. Lothar-Siegfried Freiherr von Richthofen ; 27 сентября , Бреслау — 4 июля — немецкий летчик-истребитель, участник Первой мировой войны, в ходе которой одержал 40 воздушных побед.
Младший брат знаменитого Манфреда фон Рихтгофена. Двоюродный брат будущего генерал-фельдмаршала авиации Вольфрама фон Рихтгофена. Первая мировая застала Лотара в Данцигском кадетском училище.
Лотар сразу же оставил обучение и записался в кавалерийский полк. В кавалерии он служил и на Западном, и на Восточном фронтах. По совету старшего брата в мае года он переводится в ВВС Германской империи. Он летал в разведке, служил в отряде Освальда Бёльке , в отряде брата, где впоследствии стал пилотом-истребителем.
По словам современников, он был превосходным пилотом. Был несколько раз ранен. Лёжа в госпитале, он узнал о смерти брата. Возня с бумажками, нудные хозяйственные дела превратили мечты о боевых подвигах в нечто несбыточное. У молодого офицера было достаточно много времени, чтобы наблюдать, как над головой зарождалась новая форма военных действий. Это давало возможность избавиться от скуки и окопной грязи. Рихтгофен начал учиться профессии наблюдателя и вскоре был переправлен на восточный фронт, где регулярно участвовал в разведывательных полётах.
Наступило время моторов, и бывший кавалерист пересел с коня на самолёт. Он понял, что полёты - это его стихия. Манфред писал матери:"Я ежедневно летаю над войсками врагов и докладываю об их передвижении. Три дня назад доложил об отступлении русских.
Ты не представляешь, как я был счастлив. В августе года, Рихтгофен был перенаправлен на западный фронт в сверхсекретное соединение под кодовым названием "Бригада голубей", предназначенное для бомбардировочных операций. Закончив к Рождеству того же года тренировочный курс и получив долгожданные крылышки, новоиспечённый пилот смог наконец полностью удовлетворить свои амбиции.
Готовясь к боевым вылетам, Рихтгофен привинтил к верхнему крылу своего самолёта-разведчика пулемёт. Теперь воздушные бои выглядели иначе чем в начале, когда пилоты использовали карабины и револьверы. Скачок был совершён в феврале года, когда француз Ролан Гаросс установил стационарный пулемёт, стрелявший сквозь вращающийся пропеллер. Немецкий авиаконструктор Фоккер, изучив захваченный французский самолёт, придумал прерыватель, благодаря которому пулемёт выпускал пули лишь в тот момент, когда на их пути не было винта.
Прерыватель Фоккера был поставлен на моноплан Айндеккер, который и стал первым настоящим истребителем. Пулемет на Айндеккерах стал адским бичом для практически беззащитных самолётов-разведчиков союзных сил. За десять месяцев террора, начавшегося в августе года, Айндеккеры практически расчистили небо от машин противника. В январе года штаб британских королевских ВВС отдал приказ сопровождать каждый самолёт-разведчик тремя истребителями в сомкнутом строю.
Айндеккер воспитал целую когорту истребителей - асов. Освальд Бельке выработал основные и неприложные правила воздушного боя. Его друг Макс Иммельман первым осуществил классический маневр, получивший название "переворот Иммельмана" - вираж и полупереворот, который сразу выводил его самолёт над и позади вражеского самолёта, обычно со смертельным исходом для врага.
В то время Рихтгофен ещё не пробился в ряды асов. Он продолжал разведочные и бомбордировочные полёты сначала под Метцем, а затем снова на восточном фронте, где в июне года русские войска перешли в большое наступление. Рихтгофен отметил, что обстрел колонн вражеской кавалерии весьма эффективен.
Под огнём его пулемётов, казачьи войска буквально рассыпались в разные стороны. Именно тогда Рихтгофен и был замечен отцом воздушного боя Бельке, прибывшим на восточный фронт в поисках пилотов для своего полка "Воздушный охотник". Барон фон Рихтгофен показался ему вполне подходящей кандидатурой для подразделения его полка. В сентябре года Рихтгофен вошёл в состав Jasta Его мечты сбылись-он стал истребителем.
К тому времени англичане и французы перехватили инициативу благодаря новым самолётам Ньюпорт. Айндеккеры устарели. На смену им на фронт прибыли обтекаемые, с акульими носами, бипланы под названием Альбатрос. ФЕ-2 был манёвренным самолётом, но расположенный сзади винт делал его прекрасной мишенью для атаки сзади. Смертельно раненый пилот сумел посадить биплан. Рихтгофен сел рядом чтобы убедиться в своём успехе. Вечером в честь первой победы он заказал у берлинского ювелира серебряный кубок.
Потом их у него стало много. Одна карьера началась, а другая закончилась - 28 октября погибает Освальд Бельке. Три дня спустя, в день похорон, Рихтгофен нёс на чёрной подушечке медали своего учителя. Счёт побед Рихтгофена быстро рос, но 23 ноября года он чуть не нашел смерть в дуэле с английским асом майором Хоукером, командиром эскадрильи британских ВВС. Однака погиб Хоукер, причём в двух шагах от английской линии обороны. Майор Хоукер летал на устаревшем ДК-2 с толкающим винтом, но теперь Альбатросу был брошен вызов новым быстрым и юрким самолётом Сопвитч-Пап, одним из первых британских истребителей, вооружённых пулемётом, стреляющим сквозь пропеллер.
Превосходство в воздухе часто зависит от чуть большей скорости, чуть более крутого виража, чуть большей скорострельности пулемёта и, конечно, от умения пилота выжать всё из этих преимуществ.
Было немало пилотов не хуже чем Манфред фон Рихтгофен, но он умел бороться до конца. Тогда же он был назначен камандиром Jasta В отличие от британских ВВС, немцы собирали своих лучших пилотов в элитные подразделения. Под командованием Рихтгофена служил и его брат - Лотар, закончивший войну с 40 победами. Их разноцветные самолёты дали подразделению прозвище "Воздушный цирк". При дальнейшей реорганизации немецких ВВС в июне года, Манфред фон Рихтгофен командовал уже четырьмя группами Jasta, собранными в боевое крыло Jagdgeschwader Fighter Wing 1.
В апреле года Рихтгофен превзошел самого Бельке, сбив 40 сомолетов. Он стал орудием немецкой пропаганды.
